– Ты уверен, что в машине была не Тара?

– Да.

– Я снова звонила своему лаборанту. Состав волос совпадает. Ничего не могу понять.

Я тоже.

– Итак, что случилось?

– На меня кто-то набросился. Все это время я следила за тобой через очки ночного видения. Видела, как ты положил сумку с деньгами на землю и пошел вперед. За кустами сидела женщина. Ты заметил ее?

– Нет.

– У нее был пистолет. По-моему, она собиралась убить тебя.

– Женщина?

– Да.

Я растерялся:

– Ты хорошо ее рассмотрела?

– Нет. Я уже собиралась вызвать подмогу, когда на меня сзади набросился этот тип. Настоящий монстр. Здоровенный, как бык. Он хотел отвернуть мне голову.

– О Господи!

– Но тут проехала полицейская машина. Гигант запаниковал. Он двинул меня сюда, – Рейчел указала пальцем на заплывший глаз, – и все, я вырубилась. Не знаю уж, сколько пролежала на мостовой. Когда очнулась, повсюду были полицейские. Меня то ли не заметили, то ли приняли за бездомную. Ну, а я – я сразу включила карманный указатель. Деньги уплывали.

– В каком направлении?

– На юг, женщина с мужчиной приближались к Сто шестьдесят восьмой улице. Тут они внезапно замедлили шаг. Видишь ли, эта штуковина, – Рейчел указала на экран, – работает в двух режимах. Можно усилить сигнал – и тогда как бы приближаешься на расстояние примерно в четверть мили. А можно вот как сейчас, несколько отдалиться – и тогда получаешь не столько точное местоположение, сколько общее направление. Сейчас, судя по скорости, они от нас милях в шести, на Семнадцатой улице.

– Но в первый раз ты их засекла на Сто шестьдесят восьмой?

– Да. Потом они быстро двинулись в сторону центра.

Я задумался.

– Метро. На Сто шестьдесят восьмой они сели на поезд линии А.

– Я тоже так подумала. Дальше я села в чей-то фургон и поехала в центр. Когда добралась до Семидесятых, вымогатели повернули на восток. Они то останавливались, то возобновляли движение.

– У светофоров наверняка тормозили. На машине ехали.

Рейчел согласно кивнула:

– Они двигались по Рузвельт-авеню и набережной. Я пыталась спрямить путь, но неудачно. В общем, я отстала на пять-шесть миль. Остальное тебе известно.

Впереди, у пересечения с шоссе номер 4, велись дорожные работы. Мы замедлили ход. Три ряда слились в один. Я посмотрел на Рейчел, на все эти синяки, опухоли, царапины. Она молча вернула мне взгляд. Я высвободил руку и со всей доступной мне нежностью, не говоря ни слова, погладил ее по лицу. Она прикрыла глаза, быть может, моя нежность показалась ей чрезмерной, но в глубине души мы оба почувствовали: все правильно. Я ощутил давнюю знакомую дрожь. Я не сводил глаз с любимого, прекрасного лица. Я откинул назад ее волосы. Из уголка глаза у нее выползла и покатилась по щеке слеза. Она накрыла ладонью мою руку, и по мне начало растекаться ее тепло.

Какая-то часть меня – да, я знаю, звучит двусмысленно – хотела забыть, что нас сюда привело. Моя дочь исчезла. Жена умерла. Можно все начинать заново и на сей раз с пути не сбиваться. Мне хотелось развернуться и поехать обратно. Хотелось ехать и ехать, не останавливаясь, не расспрашивая Рейчел о том, как погиб ее муж и откуда взялись эти снимки на диске. Все это можно забыть, я знал, что это в моих силах. Моя профессия – хирургия, она меняет человеческий облик, помогает людям принимать новый старт, совершенствовать видимое или, скажем, делать невидимое видимым. Почему же в данном случае не применить профессиональные навыки? Обыкновенная подтяжка. Первый надрез сделаю за день до той дурацкой студенческой вечеринки, затем, перескочив через четырнадцать лет, разглажу кожу, теперь наложу швы. Все сходится. Тик-так. Четырнадцати лет как не было.

Рейчел взглянула на меня, и я понял: мы думаем в унисон, она только ждет, когда я остановлю машину и развернусь в противоположном направлении. Увы, это невозможно. Мы стряхнули наваждение. Зона дорожных работ кончилась. Ее ладонь соскользнула с моей руки. Я отважился посмотреть на Рейчел. Нет, нам уже не по двадцать лет, но это не имеет значения. Теперь мне это стало ясно. Я по-прежнему ее люблю. Это безумие, глупость, наивность, как угодно называйте, но я до сих пор люблю ее. Годами я убеждал себя в обратном. И не преуспел. Стоило мне вообразить, в какой близости она находилась от смерти, представить, как эти чудовищные руки не дают ей дышать, и подавляемое чувство вернулось. Похоже, оно никогда не покинет меня. По крайней мере, до тех пор, пока я не узнаю правды. Но даже и тогда все останется, как сейчас.

– Рейчел…

Она внезапно напряглась и посмотрела на определитель.

– Что там? – спросил я.

– Они остановились. Где-то в двух милях впереди.

Глава 31

Стивен Бакар положил телефонную трубку.

«Вот так впадаешь во зло, – подумал он. – Однажды переступаешь черту. Потом возвращаешься. Обретаешь покой. Уверяешь себя, будто сделанное тобой – к лучшему. А черта все там же. Она никуда не сдвинулась. Ладно, может, чуть-чуть расплылась, но все равно отчетливо видна. Когда переступаешь черту в следующий раз, она расплывается в твоих глазах побольше. Но это она изменяется, а не ты. Ты остаешься самим собой. Что бы с чертой ни происходило, ты знаешь, где она пролегает. Или уже нет?»

В кабинете над баром со множеством напитков висело зеркало. Архитектор убеждал Бакара, будто у любого человека с положением должно быть место, где можно отметить очередной успех. Вот он и устроил такое место, хотя даже не пил. Вглядываясь в собственное отражение, Бакар в который раз подумал: «Все среднее». Он всегда был средним. Средними были его оценки в школе, средними результаты предэкзаменационного теста академических способностей, средней успеваемость на юридическом факультете, наконец, положение в гильдии адвокатов (куда его приняли с третьей попытки). Если жизнь уподобить детской игре в кикбол, он оказался бы посредине схватки, позади хороших игроков и впереди совсем никудышных.

Бакар стал адвокатом, потому что считал: эта профессия повысит его статус. Он ошибся. Никто не предлагал ему работу. Он открыл собственную конторку рядом со зданием суда, сняв помещение на паях с таким же, как он, бедолагой. Он специализировался на делах, связанных с несчастными случаями на транспорте, но и тут выделиться не смог, хотя конкуренция была невелика. Дон, жена Бакара, происходила из семьи, несколько более преуспевающей, о чем не упускала случая ему напомнить.

В чем Бакар был ниже среднего уровня (значительно ниже), так это в делах постельных. При всех усилиях – а Дон, надо сказать, не особенно их поощряла – ему так и не удалось зачать ребенка. Через четыре года после свадьбы они решили взять приемыша. Но и тут Стивену не повезло: в румынском приюте им предложили детей либо слишком взрослых, либо с дурной наследственностью.

Тем не менее, в приюте, в этом Богом забытом месте, Бакара осенила мысль, позволившая ему подняться над посредственностью.

– Что-нибудь не так, Стивен?

Он встрепенулся и отвернулся от зеркала. В полумраке кабинета стояла Лидия.

Она осуждающе поцокала языком.

– Чего-то это ты в зеркало загляделся? Лавры Нарцисса покоя не дают?

Бакара охватила дрожь. Причина заключалась не только в появлении Лидии, хотя, по правде говоря, именно она нередко действовала на Стивена, как удав на кролика. Стоило раздаться телефонной трели, и он тоже вздрагивал. Ну а уж если Лидия появлялась вот так, внезапно, то и вовсе беда. Откуда она взялась и как долго здесь находилась, Стивен понятия не имел. Ему хотелось узнать о событиях предшествующей ночи. Его интересовали детали. Но времени на разговоры не было.

– Да, кое-что не так, – сказал Бакар.

– А именно?

Под ее взглядом он оцепенел. Глаза у Лидии были большие, блестящие, с красивым разрезом, однако за ними ощущалась холодная пустота, они походили на окна в давно заброшенном доме.

В Румынии Бакар придумал, как пробить броню системы, – именно это позволило ему в конце концов подняться над заурядностью. Впервые в жизни он оказался на коне. Он перестал заниматься несчастными случаями на транспорте. Его принялись зазывать на разного рода встречи по сбору средств. Он стал желанным оратором. Дон начала улыбаться ему, расспрашивать, как прошел день. Как-то Бакар появился даже на телеэкране – кабельному каналу в Нью-Джерси понадобился эксперт-юрист. Но когда один европейский коллега заметил, что чрезмерная публичность может повредить карьере, он удалился в тень. Благо в клиентах теперь недостатка не было. Они сами находили Бакара – пары, которые надеялись на чудо. Растения пробиваются сквозь тьму к малейшему лучу света. Он, Стивен Бакар, и стал для многих таким лучом.